Книги о войне

Не день и не два, не неделю, не месяц, весь год, второй, третий мы читаем о войне. Разговоры, разговоры, разговоры.

Сыну мало рассказов, он берёт мои старые косноязычные учебники по истории, просит снять с самых высоких полок взрослые книги, я нехотя поднимаюсь к потолку, а то и отговариваю, помню я их, там живая хроника, кадры последних месяцев войны, не для маленьких рук и небесно-синих глаз обжигающие до нутра страницы.

Он вдруг начинает искать объяснение - как мог Гитлер быть, таким, он же когда-то родился, рос, как так получилось. Не может быть. Мне всегда всё равно было, я отмахивалась от случайно встреченных историй, о тяжёлом детстве, непонимании. Не хочу. Это не человек и всё.

Сыну никогда не бывает всё равно.

- Лёва, почему отвечаешь ты, ведь спрашивают с других?

- Я отвечаю за всех

Я разговариваю с папой. Я чувствую, как все они, мой папа, когда-то дед, стараются уберечь нас, своих детей от того, что было. Папа говорит обо всём. Но о "Чёрной книге" Гроссмана лишь пару слов, это словно разрешение мне - не читать. Так тоже можно.

Я только теперь, из книги памяти узнала, за что дед получил ордена и медали, среди которых и за освобождение Ленинграда. Он почти не рассказывал, но мы знали и чувствовали многое, навсегда - играть с едой нельзя, этого не может быть, играть с едой. Выбрасывать хлеб. Никогда. И никто не объяснял.

Я читаю сыну, зимой, весной, летом, осенью.

Мы берём книги из библиотеки, когда домашние выучены наизусть. Лев Кассиль, Туричин, Николай Камбулов. С книгами о войне сын взрослеет, он просит, выбирает и сам читает. Из подаренного ко дню Победы сборника Алексеева сперва про Зою Космодемьянскую. Мы продолжаем "Подвиг солдата" Митяева другим, более полным, сборником "Шестой-неполный"

Две абсолютно разные книги - Гальдяев и Цейтлин. Со страниц Подвига солдата веет степными ветрами и запах полыни мешается с железным огнём, или опалённым яблоневым цветом. А у Цейтлина красные кони Кешки из Достояния Республики - это мечта и вера в победу, яркая, детская, отчаянная, решительная.

И всегда сначала про Глеба Ермолаева

"Глеб Ермолаев пошел на войну добровольцем. По своей доброй воле он подал заявление в военкомат и просил поскорее отправить его на фронт - сражаться с фашистами, Глебу не было восемнадцати лет. Он мог бы пожить еще дома, полгода или годик, - с мамой и сестрами. Но фашисты наступали, а наши войска отступали; в такое опасное время, считал Глеб, нельзя медлить, надо идти на войну."

Достаю Яковлева, я перечитаю, обязательно перечитаю про Таню, хотя и так отпечаталось как в камне "Умерли все. Осталась одна Таня".

Читаю "Одухотворённые люди" Платонова, одухотворённые.. слово какое, каждый раз страшно начинать, Платонов пишет так, что как пригвождённый не можешь с места сойти, ни оторваться, ни книгу закрыть, читай. С первых строк. И всё то у него к земле близкое, к солнцу, к небу, удержаться бы о какую былинку тонкую, не упасть.

Паустовский удержит. Какая твоя любимая книга - для школьной работы сына надо было осенью, сколько их у меня, не перечесть. И все любимые. Повесть о лесах - пиши - Паустовского.

Первый раз в Волгограде, жаркий июль, горячий, наш, после Ульяновского лесного лета.

Всего 4 часа, на Мамаев Курган, смотрим смену караула и читаем имена - "Давай найдём брата прабабушки Леонида". Я знаю, что нет его в этом списке, но читаю вместе с сыном. Весь прошлый год он пел Священную войну, на улице, дома. Я просила, не нужно. Это не та песню, которую можно петь ежедневно. Услышал. И только в Волгограде замер перед лестницей, когда волнами грянула музыка.

Валентина Чаплина "Голубая ниточка на карте" - новогодний подарок из Чебоксар

"Меня попросили вспомнить войну, которая была уже давно. А мне странно и даже... смешно немножко. Вспоминать можно то, что забыл. А такое в жизни разве забывается? Мне вспоминать не надо. Война всегда со мной. Каждую минуту. Я её вижу, чувствую... только никому не рассказываю про это. Зачем надоедать? Она живёт во мне постоянно."

"Кукла" Черкашина - Надин подарок.

"Ну вот и молодец, - сказала мама и поцеловала девочку в обе щёки. - Как давно я тебя не целовала, - вздохнула она. - Даже отвыкла.

- Я тоже отвыкла, - ответила девочка. - Но теперь ты ведь будешь меня целовать?

- Только тебя и буду, - сказала мама. - Мы только с тобой и остались на всём белом свете, ты и я. Правда, у нас с тобой была большая семья. Весь детдом был нашей семьёй, а теперь только ты и я, я и ты, как ни верти. "

Ковалиный Чистый Дор, Тёплый хлеб Паустовского, Человеки Баруздина, моя Дорога уходит в даль - не читая, всё равно читаем о войне

А ещё стихи.

Как я спал на войне,

в трескотне

и в полночной возне,

на войне,

посреди её грозных

и шумных владений!

Чуть приваливался к сосне -

и проваливался.

Во сне

никаких не видал сновидений.

Впрочем, нет, я видал.

Я, конечно, забыл -

я видал.

Я бросался в траву

между пушками и тягачами,

засыпал,

и во сне я летал над землёю,

витал

над усталой землёй

фронтовыми ночами.

Это было легко -

взмах рукой,

и другой,

и уже я лечу

(взмах рукой!)

над лугами некошеными,

над болотной кугой

(взмах рукой!),

над речною дугой

тихо-тихо скриплю

сапогами солдатскими

кожаными.

Это было легко.

Вышина мне была не страшна.

Взмах рукой, и другой -

и уже в вышине этой таешь.

А наутро мой сон

растолковывал мне старшина.

- Молодой,- говорил,-

ты растешь,- говорил,-

оттого и летаешь...

***

Из старой тетради

Словно книга,
до дыр зачитанная,
гимнастерка моя защитная.

Сто логов ее прочитали.
Сто ветров над ней причитали.

Сталь от самого от начала
строчку каждую отмечала.

И остались на ней отметки
то от камня, а то от ветки,

то от проволоки колючей,
то от чьей-то слезы горючей.

А она все живет, не старится.
Я уйду,
а она останется,

как та книга,
неброско изданная,
но в которой лишь правда истинная,

и суровая, и печальная,
грозным временем отпечатанная.

Ю. Левитанский

Может быть подумается - так жить нельзя. То есть - и жить надо. Но это не мешает. Не ломает. Нет. Света больше, радости жизни, что есть, что цветёт, стрижи прилетели, семена взошли, домашнее задание снова не получается, сегодня суп с клёцками, вечером посмотрим Четыре танкиста?, только вместе! надо отдать уже книги в библиотеку. Давай через пл Ленина пойдём, там мой ясень и дубы.